— И башенки, и остатки крепостной стены с зубцами, и флаги, и плющ на стенах, и стрельчатые окна, и галерея предков, то есть их портретов, и винные погреба — все, что хочешь.
— Экскурсию проведешь?
— Конечно. Так, кто у нас дальше? Джакомо Бонавенте. Мой умный братец. Ему двадцать пять, выглядит он на восемнадцать, а гонору у него на все сорок, но это вполне заслуженно. Он жутко умный.
— Чем он занимается?
— Всем понемногу. Был маленький — любил математику, теперь — экономист. Говорят, у него талант. Папа допустил его к управлению некоторыми компаниями еще несколько лет назад. Взрослые акулы бизнеса советуются с Джако на полном серьезе.
— Вы дружите?
— Скорее, он до меня снисходит.
- А ты?
— А я... я его люблю. Так получилось, что мы не слишком много общались в детстве.
- Почему?
— Были разные обстоятельства... Потом узнаешь. Джакомо сложный человек, на мой вкус — слишком серьезный, но я его действительно очень люблю!
— Если он такой умный, то сразу все поймет.
— Лу, не понимаю, чего ты так боишься? Ведь мы с тобой не ограбление Корильяно замышляем. Нормальный брак... почти. Ладно. Дальше. Сестры.
- Их много?
- Чересчур. Так я считал в детстве. Их четверо. Луиза, Анита, Клаудиа и Донателла. Все — старше меня. Сестренки провели детские годы с пользой. У них был живой пупс, которого они пеленали, кормили с ложечки, воспитывали, шлепали, ставили в угол... Лет до пятнадцати я считал их божеским наказанием, теперь как-то привык.
— Да и они, надо полагать, перестали тебя шлепать.
— Ну... воспитывать можно и словом. Вот вся моя семья. Хотя нет. Есть еще целая армия людей, которых я тоже считаю родственниками.
— Дяди и тети?
— Нет. Няня, наш управляющий, садовники, слуги.
— Как это патриархально и феодально.
— Не смейся, Лу. Я вырос на их глазах, они всегда были рядом. К тому же их предки служили моим предкам, так что замок Корильяно вполне можно считать и их родовым гнездом.
— Должно быть, они вас любят.
— И мы их. Я, во всяком случае, не представляю Корильяно без них. Так, о ком тебе еще нужно знать...
Лу помрачнела.
— Быть может, о твоих друзьях... и подругах?
Альдо тоже нахмурился.
— Ты права. Это очень скользкий момент. Дело в том, что три года назад... Нет, начать надо с другого.
И он рассказал ей историю своей неудачной помолвки, начиная с детских лет, проведенных вместе с Анжелой и Вероникой. Лу старалась сохранять беспечное выражение лица, но на душе скребли кошки. Она сама не понимала, почему ей так неприятно упоминание о влюбленностях Альдо Бонавенте, а уж личность Вероники Фабиани и вовсе приводила ее в ярость. Задумавшись, Лу не сдержала эмоций и брякнула, не подумав:
— Ну и штучка, должно быть, эта твоя Вероника, если ты сбежал прямо с помолвки!
Альдо с некоторым изумлением воззрился на девушку. В принципе, он неплохо разбирался в людях, а потому мог голову на отсечение дать, что в голосе Лу Джонс звучала откровенная неприязнь.
— Да не то чтобы штучка... Нет, Вероника вовсе не так уж плоха, но... Понимаешь, она занимается бизнесом и потому привыкла все просчитывать на сто ходов вперед. Я так не умею, даже, можно сказать, побаиваюсь такого подхода к жизни.
— Ты же тоже бизнесмен?
Альдо задумчиво уставился в окно. Лицо у него стало мрачным, почти трагическим.
— Вообще-то... Знаешь, Лу, бизнесмен из меня, кажется, паршивый. Я хочу сказать, особых ошибок я не совершал, но ведь и достижений не было.
— А чем ты конкретно занимаешься?
— Продажа и оценка произведений искусства. Работа с аукционами, с отдельными коллекционерами.
— Это же интересно!
— Да, если уметь это делать.
— Ты учился в Кембридже.
Альдо с ожесточением потер переносицу.
— Иногда мне кажется, что меня нет, Лу. Я есть — и меня нет. Есть молодой граф Бонавенте, наследник, старший сын. Искусствовед, бизнесмен. Завидный жених. Летчик.
- Ого!
—Да, я закончил летную школу. Нет, не так. Я УЧИЛСЯ в летной школе. А потом учился в Кембридже. А потом стал искусствоведом и бизнесменом. Но ведь я ничего не добился. Нигде. Наследником я пробуду ровно до того момента, как Джакомо примет на себя все обязательства, которые я сам ему с радостью отдам. Моя фирма не совершила ни одной нормальной сделки. Мое мнение никого в искусствоведческих кругах не интересует. Они знают фамилию Бонавенте, они уважают папу, деда, но им и в голову не придет спрашивать моего совета, просить консультации. Вероника объявила о нашей помолвке, не спросив меня. Даже ты... Даже на тебе я как бы женюсь, но как бы и нет!
Лу откинулась на спинку стула и насмешливо прищурилась.
— Ой, я сейчас заплачу! Бедный граф!
— Не смейся. То есть смейся, конечно, ты права. Даже жалость я вызываю совершенно несерьезную. Никто не воспринимает мои трудности всерьез, потому что...
— Потому что их невозможно воспринимать всерьез.
— Да. Ты опять права. Но для меня-то они не перестают от этого быть трудностями.
Лу вдруг стало жалко этого шикарного красавца с саженными плечами и синими глазами на смуглом лице средневекового кондотьера. За мужественной внешностью скрывался неуверенный в себе, мягкий и слабовольный парнишка, и Лу разом ощутила свое превосходство.
— Послушай, Альдо, на тебя просто накатил пессимизм, это бывает. Бизнес — дело тонкое, не все сразу становятся воротилами и акулами. Ну а наш брак... Я ведь тоже в этом участвую!
— Для тебя это совсем другое. У тебя есть цель. И ты совершаешь поступок. Ты рискуешь, идешь на авантюру, чтобы помочь сестре.